Маме было тридцать и красота ее еще не поблекла, когда она переехала к нему в крохотный домик в Струде, и взяла на себя заботу о четырех его ребятишках. Наверное, никогда раньше не встречался ей кто-либо, похожий на него. Этот довольно чопорный молодой человек, с его преувеличенной светскостью и подчеркнуто аристократическими манерами, с его музыкой и честолюбивыми замыслами, обаянием, блестящим разговором и несомненно приятной внешностью покорил маму с первого взгляда. Она влюбилась в него без оглядки и на всю жизнь. Да и она, хорошенькая, впечатлительная, восторженная, пленила моего отца. И он женился на ней. Женился, а потом бросил ее и детей - и своих, и маминых.

Когда он ушел, она переехала вместе с нами в деревню и стала ждать. Она ждала тридцать лет. Думаю, она так и не поняла, почему отец оставил ее, хотя, в общем-то, все было ясно. Для него – зажатого, напуганного – мама была слишком искренней, слишком безыскусной, слишком далекой от его скрупулезных правил. В концов концов, она была простой деревенской девчонкой, безалаберной, с эмоциями через край и любящей душой. Суматошная и озорная, как галка у печной трубы, она вила свое гнездышко из лоскутков и блестяшек, радовалась солнышку, громко визжала, когда пугалась, повсюду совала нос, утоляя ненасытное любопытство, забывала пообедать или, наоборот, жевала целый день, и пела песни, глядя на красный закат. Она жила просто и понятно, как зеленый куст у дороги, любила весь мир, не задавалась планами, зорко подмечала обыкновенные чудеса и, хоть убей, не могла содержать дом в порядке. Отец же мечтал совсем о другом, о том, что она никогда не могла ему дать – о спасительном порядке безукоризненно благопристойных предместий, который он, в конце концов, и обрел.

Всю оставшуюся жизнь мама жила теми тремя или четырьмя годами, которые она провела с отцом. Она оберегала то счастье, которое испытывала, живя с ним, так, словно это обязательно должно его вернуть. Она говорила о том чувстве почти с благоговейным трепетом и не потому что оно ушло, а потому что оно вообще случилось.


[quote]
This translation received 6 votes and the following comments:
Перевод заметно выделяется, помарки not worth the mention, imho. Описание мамы порадовало особенно!
Спасибо! Остальные, увы...
Браво! Единственный (ИМХО) действительно ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ перевод, хотя есть стилистические перегибы
точность и художественность
[/quote]

В ту пору, когда мать перебралась в его домишко в Страуде и взяла на себя заботу о четверых его малышах, ей было тридцать, и она все еще была хороша собой. Не думаю, что такие, как он, встречались ей прежде. Этот молодой человек, с его подчеркнуто строгими взглядами, благообразной учтивостью, внушительным видом и манерами, с его музыкальностью, честолюбием, обаянием, стройной речью и, бесспорно, приятной внешностью, околдовал ее со дня знакомства. Она полюбила его в один миг и навсегда. Отца же моего увлекли ее миловидность, чувствительность и преклонение перед ним. И он женился на ней – женился, а потом бросил, и она осталась с чужими детьми в придачу к нескольким своим.

После его ухода мать увезла нас в деревню и начала ждать. Она ждала тридцать лет. Едва ли она понимала, почему он оставил ее, хотя причины вполне ясны. Она была слишком честной и непринужденной для этого напуганного человека, слишком чуждой его приглаженной правильности. Что ни говори, она была сельской девушкой – непоследовательной, взбалмошной, любящей. Суетливая и озорная, будто галка, она вила свое гнездышко из тряпья и самоцветов, радовалась восходящему солнцу, заходилась громким криком, почуяв опасность, с неутолимым любопытством совала всюду свой нос, то жевала весь день напролет, то вовсе забывала поесть, и пела в багряных лучах заката. Она жила по простым законам перелесков, любила мир вокруг, не загадывала наперед, зорким неиспорченным взглядом подмечала чудеса природы и не смогла бы посвятить жизнь домашнему уюту. Однако мой отец искал нечто иное, чего она не в силах была ему дать, – надежную упорядоченность образцового местечкового быта, которую он со временем и обрел.

Три-четыре года рядом с ним стали для матери самыми памятными на весь остаток жизни. Она так лелеяла воспоминания о тогдашнем счастье, словно оно было залогом того, что рано или поздно отец вернется. О тех временах она говорила чуть ли не со священным трепетом: пусть они уже в прошлом, но, главное, они были.

[quote]
This translation received 4 votes and the following comment:
I like your style!
[/quote]

Когда она перебралась в его маленький дом в Страуде и приняла на себя заботы о его четырех малышах, матери было тридцать, и она все еще оставалась привлекательной женщиной. Не думаю, что до их знакомства она знала хоть кого-то, кто был бы на него похож. Этот весьма самоуверенный молодой человек, с его неисправимым аристократизмом, претенциозными манерами и важным видом, с его музыкальными пристрастиями и амбициозными устремлениями, с его обаянием, занимательными разговорами и бесспорной внешней привлекательностью, поразил ее при первой встрече. Она влюбилась в него в тот же миг и с тех пор любила всегда. Отца же привлекли в ней миловидность, чуткость и способность беззаветно любить, и он решил на ней жениться. А потом – ушел, бросив ее со своими детьми и с ее собственными.
После ухода отца она перевезла нас в деревню и стала ждать. Прождала она тридцать лет. Мне кажется, она никогда не знала причин, побудивших его оставить ее, хотя эти причины были вполне очевидны. Она была слишком честна, слишком естественна для этого испуганного человека, слишком чужда его «безупречных» законов. В конце концов, она была деревенской девчонкой, спонтанной, дикой, любящей. Сумбурная и озорная, как галка, поселившаяся в печной трубе, она вила свое гнездо из тряпья и бижутерии, радовалась солнцу, громко трещала, завидев врагов, всюду совала свой нос, была без меры любопытна, забывала есть или же ела весь день, и пела вечерами, когда закаты были оранжевы. Она жила по нехитрым законам «дикой» изгороди, любила мир, не строила планов, обладала блаженной способностью быстро подмечать обыкновенные чудеса и совершенно не умела поддерживать порядок в доме. Мой отец искал чего-то совсем другого, чего-то, что она никогда не могла бы ему дать – безупречную и упорядоченную жизнь обитателя предместий, которую он и получил в конечном итоге.
Три или четыре года, которые мама прожила с отцом, стали для нее источником радости на всю оставшуюся жизнь. Счастье тех лет она оберегала так, словно оно являлось гарантией его возвращения. Об этом счастье она говорила чуть ли не с благоговением, но не потому что оно прекратилось, а потому что оно вообще было.


[quote]
This translation received 3 votes and the following comment:
I love it!!!
[/quote]

Когда Мать переехала в его маленький домик в Страуде и приняла на себя заботу о его четырех малышах, ей было тридцать, и она все еще была достаточно красива. Я думаю, она никогда раньше не встречала таких людей, как он. Этот довольно педантичный молодой человек с его подчеркнутой любезностью, манерностью и честолюбием, со всем его очарованием, красноречием и безусловно привлекательной внешностью поразил ее до глубины души, как только она увидела его. И она влюбилась в него немедленно, раз и навсегда. А поскольку сама она была мила, чувствительна и очень нежна, мой отец очень скоро был ею очарован. И женился на ней. А потом бросил, оставив на нее не только своих детей, но и тех, которые родились от брака с нею.
Когда он ушел, она вместе с нами переехала в деревню и стала ждать. Она ждала тридцать лет. Я думаю, она так и не узнала, почему он бросил ее, хотя причины были достаточно очевидны. Она была слишком искренней, слишком настоящей для этого ограниченного условностями человека, слишком далекой от его сухих и чопорных правил. В конце концов, она была всего лишь деревенской девушкой – беспечной, вспыльчивой, любящей. Она была суетливой и непоседливой, как сорока. Она построила свое гнездо из тряпья и мишуры, она радовалась солнечному дню, пронзительно вскрикивала, когда чего-нибудь пугалась, совала нос не в свои дела и вообще была до крайности любопытна, забывала поесть или, напротив, ела целыми днями, она пела на закате, когда красное солнце уходило за горизонт.
Дитя природы, она следовала простым законам: любила мир, жила сегодняшним днем, тонко чувствовала красоту природы, однако за всю жизнь так и не научилась содержать в порядке свой дом.
Мой отец хотел совсем иного, того, чего она никак не могла ему дать: успокоительной надежности добропорядочного предместья, что в конце концов он и получил.
Три или четыре года, проведенные Матерью с моим отцом, наполнили смыслом остаток ее жизни. Она берегла воспоминание о том счастливом времени так, будто это могло заставить его вернуться. Она говорила об этом почти с благоговением, удивляясь не тому, что это время кончилось, а тому, что оно в ее жизни было.



[quote]
This translation received 3 votes and the following comments:
Особенно понравилось, как переведен последний абзац. Второе место я бы отдала переводу № 15 (508268)
Все слабые моменты моего перевода обрели яркую жизнь в Вашем исполнении -)

[/quote]

Когда Мать переехала в его домик в Страуде и стала ухаживать за его четырьмя маленькими детьми, ей было тридцать, и она была еще достаточно привлекательной. Мне кажется, что раньше она никогда не встречала таких людей. Этот весьма педантичный молодой человек, со своими аристократическими замашками, своим видом и манерами, своей музыкой и амбициями, своим обаянием, умением говорить и бесспорно привлекательной наружностью покорил ее с первого взгляда. И она сразу же влюбилась в него и продолжала любить всю жизнь. Будучи и сама женщиной милой, чувствительной и восторженной, она тоже понравилась моему отцу. И он женился на ней – а затем оставил ее, вместе с его детьми и ее собственными.

Когда он ушел, она перебралась вместе с нами в деревню и принялась ждать. Она ждала тридцать лет. Мне кажется, она не понимала, почему он бросил ее, хотя причины были вполне очевидны. Она была слишком искренней, слишком естественной для этого боязливого человека, слишком далекой от его аккуратизма. В конце концов, она была сельской девочкой – неуправляемой, истеричной, любящей. Суматошливая и проказливая, как сорока, она любила тряпки и украшения, она радовалась солнцу, громко визжала при опасности, была любопытной и неутолимо любознательной, начисто забывала про еду – или ела, не переставая, и пела, когда закат был багровым. Она жила так же просто, как растет трава, любила мир, не строила планов, остро чувствовала природу и абсолютно не умела содержать свой дом в чистоте. Что же до моего отца, то он искал нечто совершенно иное, нечто такое, что она была неспособна ему дать: защиту и порядок чистенького пригорода – именно то, что в конце концов он и получил.

Всю свою оставшуюся жизнь Мать жила этими тремя или четырьмя годами, проведенными с моим отцом. Она хранила свое счастье тех лет так, как если бы оно являлось залогом возвращения отца. Она говорила об этом счастье почти с благоговением – и не о том, что оно исчезло, а что оно вообще было возможно.


[quote]
This translation received 2 votes and the following comment:
На мой взгляд, это - лучший вариант перевода
[/quote]

В то время, когда она поселилась в его крохотном домике в Страуде и взяла на себя заботу о четверых его маленьких детях, матери было тридцать, и она была все ещё хороша собой.
Я полагаю, что ранее ей не довелось встречать мужчин, подобных ему. Этот довольно педантичный, преклоняющийся перед светскостью, молодой человек, с его напыщенностью и манерностью, музыкальностью и амбициями, шармом, яркой речью и неоспоримо приятной внешностью, покорил её с первого взгляда. Она немедленно влюбилась в него и осталась влюбленной навсегда. Да и сама, будучи хорошенькой, чувствительной и восхищенно обожающей, не оставила моего отца равнодушным. И он женился на ней. А позднее оставил – со всеми своими детьми и несколькими её собственными.

Когда он ушел, она привезла нас в деревню и стала ждать. Ждала долгих тридцать лет. Я не думаю, что ей когда-либо удалось осознать причины, побудившие его покинуть её, хотя эти причины казались достаточно очевидными. Она была слишком искренна, слишком естественна для этого запуганного человека, слишком далека от того, чтобы жить по его упорядоченным правилам. В конце концов, она была всего лишь деревенской девчонкой - неорганизованной, не стесняющейся в проявлении чувств, любящей. Она была беспорядочна и шаловлива как галка, она вила свое гнездо из старого тряпья и драгоценностей, была счастлива в свете солнца, пронзительно орала при опасности, во все совала свой нос и была нескончаемо любопытна, забывала поесть или ела целый день без остановки и пела, если закат был особенно красив. Она жила по простым законам естества, любила мир и не строила планов, с благоговейным трепетом подмечала чудеса природы и была совершенно неспособна сохранять порядок в доме. Желания моего отца были несколько иными, он хотел того, чего она никак не могла ему дать – ничем не нарушаемого покоя безупречного обывателя, чего он, в конце концов, и достиг.

Тремя или четырьмя годами, проведенными с моим отцом, мать жила всю оставшуюся жизнь. Счастье того времени она оберегала так, как будто оно должно было служить залогом его неизбежного возвращения. Об этом счастье она говорила почти с благоговейным трепетом, поражаясь не тому, что оно ушло, а тому, что оно вообще случилось.


[quote]
This translation received 2 votes

[/quote]

Когда мать вселилась в свой крошечный домишко в Страуде и ушла в заботы о его четверых детишках, ей было тридцать, и она была еще хороша собой. Никогда прежде, я полагаю, она не встречала никого, подобного ему. Этот несколько самодовольный молодой человек с его неизменным аристократизмом, куртуазностью манер, музыкальный, честолюбивый, обаятельный, красноречивый и, бесспорно, привлекательный, покорил ее с первого взгляда. Итак, она влюбилась в него мгновенно и осталась влюблена навсегда. А поскольку и сама была милой, чувственной и любящей, отец тоже потянулся к ней. Вот так они поженились. А затем он бросил ее – вместе с его детьми, к которым добавились несколько ее собственных.

Когда он ушел, она перебралась вместе с нами в деревню и принялась ждать. Она ждала тридцать лет. Не думаю, что йе когда-либо приходило в голову, что заставило его покинуть его, хотя причина была, в общем-то, ясна: просто она была чересчур честной, чересчур естественной для этого испуганного мужчины; слишком далека была она от законов его упорядоченной жизни. Ведь она была всего лишь деревенской девушкой: беспорядочной, взбалмошной, любящей. Озорная и стервозная, как сорока на крыше, она таскала в свое гнездышко всякую дребедень и блестящие побрякушки, была счастлива от солнечных лучей, истошно вопила, когда было страшно, подглядывала, была ненасытно любопытной, забывала поесть или, напротив, жевала весь день напролет, при алеющем закате принималась петь. Ее законы были просты, как живая изгородь, она была влюблена в мир, не рассуждала о будущем, распахнув глаза, дивилась чудесам природы и неспособна была позаботиться об уюте своего жилища. То, к чему стремился отец, выглядело совсем иначе: ведь это было нечто такое, чего бы она никогда не смогла ему дать: защищенный покой безукоризненной жизни в пригороде, - совсем не это досталось ему в итоге.

Трех-четырех лет, проведенных матерью с отцом, хватило ей до конца дней. Именно свое счастье тех времен она бережно хранила, как будто это могло бы помочь вернуть его. Она говорила об этом почти благоговейно: не о том, что все прошло, но о том, что все это вообще было с ней.
[Subject edited by staff or moderator 2007-02-12 16:34]

Когда Мать переехала в его крошечный домик в Страуде и взяла на себя заботу о его четырех маленьких детях, ей было тридцать лет, и она все еще была довольно красива. Я полагаю, до знакомства с ним она не встречала никого подобного. Этот весьма самодовольный молодой человек с его ярой преданностью псевдоаристократизму, с его высокомерными манерами и умением вести себя, с его музыкальностью и честолюбием, с его очарованием, яркими речами и неотразимой красотой поразил ее в тот самый момент, когда она впервые его увидела. И она влюбилась в него тот час же и навсегда. Будучи миленькой, чуткой и обожающей, она тоже привлекла моего отца. Так он женился на ней. И так позднее он ее оставил, с его детьми и еще несколькими ее собственными.

Когда он ушел, она отвезла нас в деревню и принялась ждать. Она ждала тридцать лет. Не думаю, что она знала причину, по которой он бросил ее, хотя все было довольно очевидно. Она была слишком искренней, слишком естественной для этого напуганного мужчины; слишком далекой от его опрятных правил. В конце концов, она была деревенской девушкой: сумбурной, истеричной, любящей. Она была спонтанной и озорной, словно галка, в ее доме легко сочетались роскошь и дешевка; солнечный свет мог сделать ее счастливой, она громко вскрикивала от испуга, совала нос в чужие дела и была ненасытно любознательна, забывала поесть или ела весь день напролет и пела, когда закаты были алыми. Она жила по непринужденным законам природы, словно живая изгородь, любила мир и не строила планов. У нее был чистый и острый глаз на обыкновенное чудо, и она не могла жить в доме с идеальным порядком. Мой же отец хотел чего-то совершенно иного, чего-то, что она никогда не могла ему дать, – абсолютной гарантии идеальной, словно часовой механизм, жизни предместья, что он и получил в итоге.

Того удовольствия, что Мать получила за три или четыре года, проведенных с отцом, ей хватило до конца ее дней. Свое счастье, пережитое в то время, она бдительно оберегала, как будто это, в конечном счете, должно было гарантировать его возвращение. Бывало, она говорила об этом счастье почти с благоговейным трепетом, не потому, что оно прошло, а потому, что оно вообще было. [Subject edited by staff or moderator 2007-02-12 16:36]

Когда Мама переселилась в его домик в Страуде, взяв на себя заботу о его четырёх малых детях, ей было тридцать, и она всё ещё была красива. Мне кажется, что до него ей не встречались такие мужчины, как он. Этот довольно самодовольный молодой человек, с его благочестивой претензией на элегантность, жеманными манерами, музыкальностью и честолюбием, с его обаянием и красноречием, и притом, несомненно, привлекательный внешне, покорил её с первого взгляда. Так что, сразу влюбившись в него, она сохранила эту любовь навсегда. Да и она тоже привлекла отца к себе – миловидная, легко ранимая и боготворившая его. И он взял ёё в жёны. А потом оставил её – со своими детьми и вдобавок с её собственными.
Когда он бросил её, она перевезла нас в деревню и стала ждать. И ждала тридцать лет. Я не думаю, что она когда-либо поняла, чтó заставило его покинуть её, хотя причины были вполне очевидны. Она была для этого пугливого человека слишком честной, слишком естественной, да и слишком далёкой от тех удобных принципов, по которым жил он. Ведь, в конечном счёте, она была деревенской девчонкой – неуправляемой, смешливой, преданной. Беспорядочная и озорная, словно галка, копошащаяся у печной трубы, она свивала своё гнездо из тряпья и побрякушек, радовалась солнечному свету, пронзительно кричала при виде опасности, во всё встревала и была бесконечно любопытна. Она то забывала о еде, то, наоборот, ела круглый день, а багряный закат встречала пением. Она жила по простым, как изгородь, законам, любила весь мир и не строила никаких планов; она зорко и благоговейно воспринимала удивительные явления природы и никогда за всю свою жизнь была не в состоянии поддерживать в доме уют. А отец желал совершенно иного, чего она никак не могла ему предоставить, – безупречного и ограждающего от забот порядка в пригородном доме – того, что он в конце концов и получил.
Те три или четыре года, что Мама прожила с моим отцом, дали ей пищу на всю оставшуюся жизнь. Счастье, которое испытывала в тот период, она хранила так, как будто оно должно было когда-нибудь вернуть ей мужа. Об этом счастье она говорила с каким-то священным трепетом – не перед тем, что оно ушло, а что оно вообще состоялось.
[Subject edited by staff or moderator 2007-02-12 16:27]

Матери было тридцать, и она была ещё недурна собой, когда переехала в его крохотный домик в Страуде и занялась его четырьмя детьми. Полагаю, что ей ещё не встречались такие мужчины. Молодой педант с замашками аристократа, ухоженный и манерный, любящий музыку и амбициозный, очаровательный, разговорчивый и, несомненно, привлекательный – он покорил её с первого взгляда. Она мгновенно полюбила его, да так и осталась влюблена на всю жизнь. Привлекательная, чувственная и обожающая, она нравилась и моему отцу тоже. И он женился на ней. А потом оставил – со своими детьми, и в придачу с несколькими, что родились у них двоих.

После его ухода она привезла нас в деревню и стала ждать. Она прождала тридцать лет. Не думаю, что она осознала когда-либо, почему он бросил её, хотя всё было так очевидно. Она была слишком честной, слишком естественной для этого напуганного человека; слишком далёкой от его безупречных порядков. Ведь, всё-таки, она оставалась деревенской девчушкой: неорганизованной, истеричной, любящей. Сумбурная и проказливая, как местные галки, она вила своё гнездо из лоскутов и побрякушек, радовалась солнечному свету, пронзительно кричала при виде опасности, во всё совалась и обладала ненасытным любопытством, порой забывала поесть, а порой ела целыми днями, и любила напевать, когда закат окрашивал небо красным. Она жила по простым законам живых изгородей, любила мир и не строила планов, метко подмечала чудеса природы и ни за что на свете не смогла бы поддерживать в доме порядок. Отцу же моему хотелось чего-то совсем иного, чего-то, что она никогда не смогла бы ему предложить. Ему хотелось оградиться от мира безупречным порядком пригородной жизни, что ему в итоге и удалось.

Тех трёх или четырёх лет, что Мать провела с отцом, хватило ей на всю жизнь. Счастье, испытанное тогда, она берегла, как если бы оно могло когда-нибудь его вернуть. О своём счастье она говорила с благоговением, не упоминая о том, что ему пришёл конец, но в трепете от того, что ей вообще выпало испытать его. [Subject edited by staff or moderator 2007-02-12 16:29]